СКАЗКА НА НОЧЬ

Дневная суета отступает. Тишина накрывает улицы и дома мягким одеялом. Небо темнеет, и в вышине одна за другой появляются звездочки. Они собираются вокруг мамы-Луны, чтобы услышать очередную сказку…

Как вы думаете, с чего начинается сказка? Для меня — со Сказочника. А как известно, сказочниками не становятся, а рождаются. Именно такой необыкновенный малыш появился на свет в 1939 году. С его рождением связана грустная история: мальчик не знал своих настоящих отца и матери. Московская семья взяла его из приюта для испанских детей.

«Я не хочу, чтобы в этот город пришла зима, я не хочу, чтоб женщины старели», — написал Сережа в четыре года. Сергей Григорьевич Козлов — писатель-сказочник, поэт и драматург подарил нам «Трям! Здравствуйте!», «В порту», «Как Львенок и Черепаха пели песню» и, конечно, знаменитого на весь мир «Ёжика в тумане».

«Сказочниками не становятся, а рождаются…»

Детство писателя нельзя назвать счастливой порой. Война, непростые послевоенные годы… Кроме того, мальчик всегда чувствовал, что он — не родной ребенок, хотя приемные родители этот факт тщательно скрывали. Когда Сергею было шестнадцать лет, приемный отец скончался, а с матерью он никогда не находил общего языка. Поэтому юноша рано покинул дом, и, прежде чем стать профессиональным писателем (он окончил Литературный институт с рукописью книги стихов в качестве дипломной работы), прошел большую жизненную школу — был токарем, кочегаром на паровозе, наборщиком в типографии, учителем пения, побывал в нескольких геологических экспедициях, водил экскурсии в музее-заповеднике «Михайловское», а одно время даже работал… гвоздодером. И творил! Первые настоящие стихи Сережа написал еще в восьмом классе. У Козлова огромное лирическое наследие. Мне удалось найти лишь несколько «взрослых» стихотворений, однако у него их около тысячи. И все это не издано. Также не опубликованы многие сказки, пьесы и другие произведения. Очень надеюсь, что однажды выйдет полное собрание сочинений писателя.

Ёжика Сказочник придумал еще в 1959 году, затем к нему присоединился Медвежонок, Заяц и другие персонажи. Истории о лесной братии Козлов продолжал сочинять до конца жизни (друзья между собой даже прозвали его Ёжиком).

Сказки о Ёжике и Медвежонке я прочла, уже будучи взрослой. И уверена, что всем взрослым, серьезным и важным людям они нужны не меньше, чем малышам. Представьте, что вы долго-долго находились в городе, а лес и настоящее большое небо со звездами видели лишь на картинке. И вот, благодаря волшебству, очутились внутри нее. Природа здесь живая до самой крошечной травинки. Она дышит, разговаривает, и вы потихоньку начинаете понимать ее язык. Не дышите — вдыхаете, не смотрите — любуетесь… Медленно и вдумчиво проживаете каждое мгновение. Заново учитесь мечтать. Сказки Козлова очень уютные — в них можно закутаться, как в пуховое одеяло. На первый взгляд, ничего особенного в них не происходит. Герои живут в своих домиках, топят печки, ходят в гости, угощают друг друга яблоками и чаем с вареньем, а если погода теплая — сумерничают. И все же главное их занятие — удивляться и размышлять. Каждая история, даже в двадцать строчек, заставляет задуматься и что-то переосмыслить. Сам писатель называл свои истории о Ёжике философскими. Но учиться у Сказочника надо не умом, а душой. Читайте себе. Читайте детям. Устройтесь на диване, выберите сказку по настроению и читайте вслух, по ролям, не спеша, прихлебывая чай. Летом — под стрекот кузнечиков, осенью — под шум дождя, зимой — под треск поленьев… Потому что, даже если за окном шумит огромный мегаполис, вы неизбежно окажетесь в том самом волшебном лесу…

Для тех, кто только открывает для себя философские сказки Сергея Козлова, небольшая ремарка. В сборнике «Ёжик в тумане» собраны истории в светлых тонах. Они понравятся и родителям, и самым юным читателям. В книгах «Лунная дорожка» и «Правда, мы будем всегда?» многие усмотрели мрачный подтекст, с которым ребенку рано соприкасаться. Сам писатель считал, что с детьми можно и нужно говорить обо всем — не только о дружбе, любви, доверии и радости жизни, но и о боли, страхе, утратах, быстротечности и хрупкости бытия. В любом случае, я бы доверила решение маленькому книголюбу. Ребенок не терпит фальши, а с правдой — сам разберется.

Сергей Козлов,
«Осенняя песня травы»

Звуки и голоса

— В полудреме, Медвежонок, можно вообразить все, что хочешь, и все, что вообразишь, будет как живое. И тогда-то…
— Ну!
— Тогда-то…
— Да говори же!
— И тогда-то… слышны звуки и голоса. Ёжик глядел на Медвежонка большими круглыми глазами, как будто сию минуту, вот прямо сейчас, догадался о чем-то самом важном.
— И кого ты слышал? — шепотом спросил Медвежонок.
— Сегодня?
— Ага.
— Зяблика, — сказал Ёжик.
— А вчера?
— Лягушку.
— А что она сказала?..
— Она — пела. — И Ёжик закрыл глаза.
— Ты ее и сейчас слышишь?
— Слышу, — сказал Ёжик с закрытыми глазами.
— Давай я тоже закрою глаза. — Медвежонок закрыл глаза и встал поближе к Ёжику, чтобы тоже слышать.

«В полудреме, Медвежонок, можно вообразить все,
что хочешь, и все, что вообразишь, будет как живое»

— Слышишь? — спросил Ёжик.
— Нет, — сказал Медвежонок.
— Ты впади в дрему.
— Надо лечь, — сказал. Медвежонок. И лег.
— А я — возле тебя. — Ёжик сел рядом. Ты только представь: она сидит и поет.
— Представил.
— А вот сейчас… Слышишь? — И Ёжик по-дирижерски взмахнул лапой. — Запела!
— Не слышу, — сказал Медвежонок. — Сидит, глаза вытаращила и молчит.
— Поговори с ней, — сказал Ёжик. — Заинтересуй.
— Как?
— Скажи: «Мы с Ёжиком из дальнего леса пришли на ваш концерт». Медвежонок пошевелил губами.
— Сказал.
— Ну?
— Молчит.
— Погоди,- сказал Ёжик. — Давай ты сядь, а я лягу. Та-ак.- И он забубнил что-то, укладываясь рядом с Медвежонком в траву.
А день разгорался, и высокая стройная осень шаталась соснами и кружилась полым листом.
Медвежонок давно открыл глаза и глядел теперь на рыжие деревья, на ветер, который морщил лужу, а Ёжик все бормотал и пришептывал, лежа рядом в траве.
— Послушай, Ёжик, — сказал Медвежонок, — зачем нам эта лягушка, а? Пойдем наберем грибков, зажарим! А я для тебя яблочко припас.
— Нет, — не открывая глаз, сказал Ёжик. — Она запоет.
— Ну и запоет. Толку-то?
— Эх ты! — сказал Ёжик. — Грибки! Яблочки!.. Если б ты только знал, как это — звуки и голоса!

Когда ты прячешь солнце, мне грустно

Над горой туман и розовато-оранжевые отсветы. Весь день лил дождь, потом перестал, выглянуло солнце, зашло за гору, и вот теперь была такая гора.
Было очень красиво, так красиво, что Ёжик с Медвежонком просто глядели и ничего не говорили друг другу.
А гора все время менялась: оранжевое переместилось влево, розовое — вправо, а голубое стало сизо-синим и осталось вверху.
Ёжик с Медвежонком давно любили эту игру: закрывать глаза, а когда откроешь — все по-другому.
— Открывай скорей, — шепнул Ёжик. — Очень здорово!
Теперь оранжевое растеклось узкой каймой по всей горе, а розовое и голубое пропало.
Туман был там, выше, а сама гора была будто опоясана оранжевой лентой.
Они снова закрыли глаза, и, когда через мгновение открыли, вновь все изменилось.
Оранжевое вспыхивало кое-где слева и справа, розовое вдруг появилось справа, розово-голубое исчезло, и гора вся стала такой темной, торжественной, что от нее просто нельзя было отвести глаз, Ёжик с Медвежонком снова закрыли и открыли глаза: гора была покойной, туманной, с легким розоватым отсветом справа, но они не успели снова закрыть глаза, как этот отсвет пропал.
Туманная, очень красивая гора глядела на Ёжика с Медвежонком.

«Ёжик с Медвежонком давно любили эту игру: закрывать глаза, а когда откроешь — все по-другому»

И вдруг, или это Ёжику с Медвежонком показалось, кто-то заговорил:
— Вам нравится на меня смотреть?
— Да, — сказал Ёжик.
— А кто? Кто говорит? — шепотом спросил Медвежонок.
— Я красивая?
— Да, — сказал Ёжик.
— А когда я вам больше нравлюсь — утром или вечером? Тут и Медвежонок понял, что это говорит гора.
— Мне — утром, — сказал Медвежонок.
— А почему?
— Тогда впереди целый день и…
— А тебе, Ёжик?
— Когда ты прячешь солнце, мне грустно, — сказал Ёжик. — Но я больше люблю смотреть на тебя вечером.
— А почему?
— Когда смотришь вечером, как будто стоишь там, на вершине, и далеко, далеко видно.
— Что же ты видел сегодня, Ёжик? — спросила гора.
— Сегодня так пряталось солнце, а кто-то так не давал ему уйти, что я ни о чем не думал, я только смотрел.
— А я… Мы… То откроем глаза, то закроем. Мы так играем, — сказал Медвежонок.
Быстро сгущались сумерки.
И когда почти совсем стемнело, иссиня-зеленое небо вдруг оторвалось от горы, а вся она стала резко видна, чернея на бледно-голубой полосе, отделяющей ее от темного неба.

Разрешите с вами посумерничать

— Заяц просится посумерничать.
— Пускай сумерничает, — сказал Ёжик и вынес на крыльцо еще одно плетеное кресло.
— Можно войти? — спросил Заяц. Он стоял под крыльцом, пока Медвежонок разговаривал с Ёжиком.
— Входи, — сказал Ёжик.
Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.
— Три-три! — сказал Медвежонок. — Ёжик любит, чтобы было чисто.
— Можно сесть? — спросил Заяц.
— Садись, — сказал Медвежонок. И Ёжик с Медвежонком тоже сели.
— А как мы будем сумерничать? — спросил Заяц.
Ёжик промолчал.
— Сиди в сумерках и молчи, — сказал Медвежонок.
— А разговаривать можно? — спросил Заяц. Ёжик опять промолчал.
— Говори, — сказал Медвежонок.
— Я в первый раз сумерничаю, — сказал Заяц, — поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?
— Мы не сердимся, — сказал Ёжик.
— Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ёжик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…
— И чего? — спросил Медвежонок.
— А ничего. Темно стало, — сказал Заяц. — Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ёжиком и Медвежонком. Вдруг пустят?
— Угу, — сказал Медвежонок.
— А мы уже сумерничаем? — спросил Заяц. Ёжик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.

«Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал
в темноте, как они друг другу улыбнулись»

— А можно, сумерничая, петь? — спросил Заяц. Ёжик промолчал.
— Пой, — сказал Медвежонок.
— А что?
Никто ему не ответил.
— А можно веселое? Давайте я веселое спою, а то зябко как-то?
— Пой, — сказал Медвежонок.
— Ля-ля! Ля-ля! — завопил Заяц. И Ёжику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ёжиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь еще воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.
— Ля-ля-лю-лю! — вопил Медвежонок.
— Ля-ля! Ля-ля! — пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ёжику просто больно было все это слышать.
— Давайте помолчим, — сказал Ёжик. — Послушайте, как тихо!
Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.
— А что, — шепотом спросил Заяц, — теперь делать?
— Шшш! — сказал Медвежонок.
— Это мы сумерничаем? — прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.
— До темноты — молчать?..
Стало совсем темно, и над самыми верхушками елок показалась золотая долька луны.
От этого Ёжику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.

Как оттенить тишину

— Я очень люблю осенние пасмурные дни, — сказал Ёжик. — Солнышко тускло светит, и так туманно- туманно…
— Спокойно, — сказал Медвежонок.
— Ага. Будто все остановилось и стоит.
— Где? — спросил Медвежонок.
— Нет, вообще. Стоит и не двигается.
— Кто?
— Ну, как ты не понимаешь? Никто.
— Никто стоит и не двигается?
— Ага. Никто не двигается.
— А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. — И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.
— Комары только еще больше, — тут Ёжик остановился, чтобы подыскать слово, — о т т е н я ю т неподвижность, — наконец сказал он.
Медвежонок сел:
— Как это?
Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.
— Ну вот смотри! — Ёжик встал и побежал. — Видишь?
— Что?
— Как неподвижен лес?
— Нет, — сказал Медвежонок. — Я вижу, как ты бежишь.
— Ты не на меня смотри, на лес! — И Ёжик побежал снова. — Ну?
— Значит, мне на тебя не смотреть?
— Не смотри.
— Хорошо, — сказал Медвежонок и отвернулся.
— Да зачем ты совсем-то отвернулся?
— Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.
— Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.
— Хорошо, — сказал Медвежонок. — Давай попробуем. — И уставился на Ёжика во все глаза. — Беги! Ёжик побежал.

«А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину»

— Быстрее! — сказал Медвежонок. Ёжик побежал быстрее.
— Стой! — крикнул Медвежонок. — Давай начнем сначала.
— Почему?
— Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ёжик!
— А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я — бегу, лес — стоит. Я оттеняю его неподвижность.
— А ты не можешь бежать большими прыжками?
— Зачем?
— Попробуй.
— Что я — кенгуру?
— Да нет, но ты — ножками, ножками, и я не могу оторваться.
— Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он — стоит.
— Хорошо, — сказал Медвежонок. — Беги!
Ёжик побежал снова.
— Ну?
— Такими маленькими шажками не оттенишь, сказал Медвежонок. — Тут надо прыгать вот так! И он прыгнул, как настоящий кенгуру.
— Стой! — крикнул Ёжик. — Слушай! Медвежонок замер.
— Слышишь, как тихо?
— Слышу.
— А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.
— А-а-а!.. — закричал Медвежонок.
— Теперь понял?
— Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! — снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.
— Нет! — крикнул Ёжик. — Надо бежать и подпрыгивать. Вот! — И заскакал по поляне.
— Нет! — крикнул Медвежонок. — Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.
— Как это? — Ёжик остановился.
— А вот так! — И Медвежонок сиганул с обрыва.
— И я! — крикнул Ёжик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.
— Ля-ля-ля! — завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.
— У-лю-лю! — по-птичьему заверещал Ёжик.
— Ай-яй-яй! — во все горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.
Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во все горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.

В сумерках

— Ты думаешь, мы добежим к тебе до темноты? — спросил Ёжик.
— Должны.
— Тогда беги быстрее!
— Я бегу, — сказал Медвежонок.
Они бежали по огромному полю в последних лучах заката.
— Ты заметил, что земля выпуклая? — на бегу спросил Ёжик.
— Ага.
— Заметил, что в последних лучах солнца она красивей всего?
— Угу, не отставай, Ёжик! — крикнул Медвежонок.
— Я не отстаю… Мне хочется… с тобой…
— Вот прибежим, сядем… тогда…
— Ты думаешь, — крикнул Ёжик, он уже отстал шагов на двадцать, — мы правильно… бежим?
— Как? — Медвежонок остановился.
— Я говорю… туда бежим или нет?.. — подбежал Ёжик.
— Конечно! Садись ко мне на спину! Будем бежать и разговаривать.
— Так мы еще никогда не бегали.
— Попробуем, а?
— Давай!
Ёжик забрался Медвежонку на плечи, Медвежонок побежал.
— Здорово ты бежишь! — сказал Ёжик.
— Ага.
— Вот не знал, что на тебе так здорово ехать!
— Ага.
— Что ты все «ага да ага»?
— Мне… трудно… говорить… — сказал Медвежонок.
— Садись на меня.
— Да ты что?
— Нет-нет, давай я тебя повезу.
— Ты колючий.
— А мы что-нибудь подстелим.
— Сиди, — сказал Медвежонок. — Говори что-нибудь… Скоро приедем.
— Что говорить?
— Пой!
— Петь?
— Ага.
— А что?
— Погоди!

«А Ёжик глядел по сторонам, видел маленькую звездочку вдали и думал, что земля еще никогда не была такой красивой,
как в эти осенние сумерки»

Медвежонок с Ёжиком вбежал в кустарник, и ветки так и захлопали по глазам.
— Береги глаза! — крикнул Медвежонок.
— Я берегу. А здорово мы перепрыгнули ручей.
— Ага.
— А если б упали?
— Держись! — крикнул Медвежонок и покатился в овраг. — Уф-ф!.. Живой? Ты где, Ёжик?
— Здесь я.
— Где?
В овраге было уже совсем темно, и Медвежонок еле различил Ёжика под кривой сосной.
— Здесь я, — сказал Ёжик, вставая.
— Ну, садись!
— Нет, — сказал Ёжик. — Давай скорей выберемся наверх, там сяду.
Они выкарабкались из оврага. Ёжик снова забрался Медвежонку на плечи, и Медвежонок побежал.
— Никогда не думал, что так здорово ехать в сумерки, — сказал Ёжик. — Так тихо, а я прямо лечу… Ты можешь не пыхтеть?
— Могу, — сказал Медвежонок. И побежал, не дыша.
— Дыши, — сказал Ёжик, — а то лопнешь. Медвежонок опять запыхтел. А Ёжик глядел по сторонам, видел маленькую звездочку вдали и думал, что земля еще никогда не была такой красивой, как в эти осенние сумерки.
— Стой! — крикнул Ёжик.
Медвежонок остановился.
— Садись на меня. — Ёжик спрыгнул на землю. — Садись, говорю!
— Брось ты, — сказал Медвежонок.
— Нет садись! Ты должен увидеть, какая она красивая, земля.
Медвежонок взгромоздился на Ёжика, но вдруг захохотал, запрыгал.
— Ой, щекотно! Колется! — вопил Медвежонок.
— Ничего-ничего! Гляди! Ты только гляди! — кричал Ёжик.

В родном лесу

Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся в необъятной красоте осеннего леса.
«Давно уже пора снегу пасть, — думал Заяц. — А лес стоит теплый и живой». Встретилась Зайцу Лесная Мышь.
— Гуляешь? — сказал Заяц.
— Дышу, — сказала Мышка. — Надышаться не могу.
— Может, зима про нас забыла? — спросил Заяц. — Ко всем пришла, а в лес не заглянула.
— Наверно, — сказала Мышка и пошевелила усиками.
— Я вот как думаю, — сказал Заяц. — Если ее до сих пор нет, значит, уже не заглянет.
— Что ты! — сказала Мышка. — Так не бывает! Не было еще такого, чтобы зима прошла стороной.
— А если не придет?
— Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чем не думай.
— Я так не умею, — сказал Заяц. — Я все должен знать наперед.
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Зайцы не состариваются, — сказал Заяц. — Зайцы умирают молодыми.
— Это почему же?
— Мы бежим, понимаешь? А движение — это жизнь.
— Хи-хи! — сказала Мышка. — Еще каким стареньким будешь.
Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес.
Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нем было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.

«Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся
в необъятной красоте осеннего леса»

— Ты не грусти, — сказал Заяц.
— Я не грущу.
— Грустишь, я вижу.
— Да вовсе не грущу, просто печально.
— Это пройдет, — сказал Заяц. — Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.
— А зачем?
— Глупая ты. Съедят.
— А ты бегай задом наперед, — сказала Мышка. — Вот так! — И побежала по дорожке спиной вперед, мордочкой к Зайцу.
— Здорово! — крикнул Заяц. И помчался следом.
— Видишь? — сказала Мышка. — Теперь никто не поймет, кто ты.
— А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?
— Я кору не ем, — сказала Мышка.
— Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!
— Не надо, — сказала Мышка.
— Да чем же мне тебе отплатить?
— А ничем, — сказала Лесная Мышь. — Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.
— Спасибо тебе! — сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперед, улыбаясь и шевеля усами.
«Здорово! — думал Заяц. — Теперь меня никто не поймает. Надо только хорошенько натренироваться, пока не высыпал снег».
Он бежал задом наперед через любимый свой лес, спускался в овраги, взбирался на холмы, «получается!» — вопил про себя Заяц и чуть не плакал от радости, что теперь уже никто никогда не отыщет его в родном лесу.

Сосновая шишка

Светлый вечер в осеннем лесу. Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.
— Вода, вода, куда ты бежишь? — спросил Заяц.
— С камушка на камушек по камушкам бегу! «По камушкам. Хорошо ей! — подумал Заяц. — Вот бы мне так!» Пришел Муравей.
— Ты что бродишь? — спросил Заяц. — Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?
— Надо, — сказал Муравей. Зачерпнул ведерком воды и пошел.
— Стой! Давай поговорим, — сказал Заяц. Муравей остановился:
— О чем?
— О чем хочешь.
— Некогда мне разговаривать, — сказал Муравей. — Воду надо нести. — И ушел.
— Вот жизнь! — вздохнул Заяц. — Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадется, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.
— А ты со мной поговори, — сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья. — Я — старая, много всего видала.

«Эх, жизнь была! Утречком проснешься — весь лес в тени,
а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет. Ветер прилетит — шумим-веселимся!.. А ночью — звезды. Так в глаза и глядят. Я любила одну. Зеленая такая, ласковая…»

— Что же ты видела? — спросил Заяц.
— Небо, — сказала Шишка.
— Кто ж его не видел? Вот оно!
— Не-ет, я там была, высоко, — вздохнула Шишка. — Меня Ветер любил. Прилетит, бывало: «Здравствуй, Шишка!» — «Здравствуй, говорю, где пропадал?» — «К морю летал, корабли двигал». Во как! А ты чего скучный такой?
— Не знаю, — сказал Заяц.
— Эх, жизнь была! Утречком проснешься — весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет.
Ветер прилетит — шумим-веселимся!.. А ночью — звезды. Так в глаза и глядят. Я любила одну.
Зеленая такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. «Полетим, говорит, к звезде, Шишка!» — «Так далеко же!» — «Это нам нипочем!» Возьмет в объятья и понесет.
— Хорошо говоришь, бабушка, — вздохнул Заяц.
— Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?
— А где ж он теперь, Ветер?
— Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?
— Грустно тебе, бабушка?
— Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звездочку зеленую увижу — Ветер вспоминаю.

Осенняя песня травы

Холодно, тихо стало в лесу. Заяц прислушался — ни звука. Лишь осинка на том берегу дрожала последним листом.
Заяц спустился к реке. Река медленно уводила за поворот тяжелую, темную воду. Заяц встал столбиком и пошевелил ушами.
— Холодно? -спросила у него Травинка.
— Бр-р-р! — сказал Заяц.
— Мне тоже, — сказала Травинка.
— И мне! И мне!
— Кто говорит? — спросил Заяц.
— Это мы — трава. Заяц лег.
— Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!
— Погрей нас! И нас! И нас! Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет — и прильнет к земле.
— Эй, Заяц! — крикнул с холма Медвежонок. — Ты что это делаешь?
— Грею траву, — сказал Заяц.
— Не слышу!
— Грею траву! — крикнул Заяц. — Иди сюда, будем греть вместе! Медвежонок спустился с холма.
— Согрей нас! Согрей! Согрей! — кричали травинки.
— Видишь? — сказал Заяц. — Им холодно! — Снова прыгнул и лег.
— К нам! К нам!
— Сюда! Сюда! — кричали со всех сторон.
— Что ж ты стоишь? — сказал Заяц. — Ложись! И Медвежонок лег.
— Как тепло! Ух, как тепло!
— И меня погрей, Медвежонок!
— И нас! И нас!

«И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, — все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы»

Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины — на бок, с бока — на живот.
— Согрей! Согрей! Нам холодно! — кричала трава. Медвежонок катался. Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.
— Хотите, мы споем вам осеннюю песню травы? — спросила первая травинка.
— Пойте, — сказал Заяц.
И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц — прыгать.
— Эй! Что вы там делаете? — крикнул с холма Ёжик.
— Греем траву! — крикнул Заяц.
— Что?
— Греем траву! — крикнул Медвежонок.
— Вы простудитесь! — закричал Ёжик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.
Пел весь луг над рекой.
И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.
И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, — все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.

Радуга

Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться.
За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.
Сначала Медвежонок думал обо всем сразу, и это «все сразу» было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.
Муравей сидел на пеньке, выпучив черные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.
— Да слышишь ты меня? — наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. — Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!
Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал еще громче.
— Лень, вот что тебя погубит! «Чего он ко мне пристал? — подумал Медвежонок. — Я и не помню такого Муравья вовсе».
— Совсем обленились! — кричал Муравей. — Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!
— Гуляем, — вслух сказал Медвежонок у печки. — Так лето же.
— Лето! — взвился Муравей. — А кто работать будет?
— Мы и работаем.
— Что же вы сделали?
— Мало ли, — сказал Медвежонок. И еще тесней прижался к печному боку.
— Нет, ты мне говори — что?
— Скворечник.
— Еще?
— Камелек сложили.
— Где?
— У реки.
— Зачем?

«И Медвежонку представилось, как они с Ёжиком сидят ночью под звездами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звезды падают прямо в траву и, большие, теплые, шевелятся у ног…»

— По вечерам сидеть. Огонь разведешь — и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ёжиком сидят ночью под звездами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звезды падают прямо в траву и, большие, теплые, шевелятся у ног. И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:
— Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.
— А соломинку ты за меня понесешь? — спросил Муравей.
— Я, — сказал Медвежонок.
— А шесть сосновых иголок?
— Я, — сказал Медвежонок.
— А две шишки и четыре птичьих пера?
— Все отнесу, — сказал Медвежонок. — Только иди сюда, сядь к печке, а?
— Нет, ты погоди, — сказал Муравей. — Трудиться — обязанность каждого. — Он поднял лапку. — Каждый день…
— Стой! — крикнул Медвежонок. — Слушай мою команду: к печке бегом, марш!
И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.
Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.
— Ты посиди, — сказал Медвежонок Муравью, — а придет Ёжик, напои его чаем.
И Медвежонок побежал по мягкой теплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел ее снова.
— Эй! — крикнул Муравей в лето. — А кто обещал работать?
— Погоди! — сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.
— Обязанность каждого — трудиться, — говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. — Каждый день…
«Заладил, — подумал Медвежонок. — Ну как он не понимает, что это — лето, что оно — короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга».
— Муравей! — крикнул из своего лета Медвежонок. — Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?
И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.

Ёжикина гора

Давно уже Ёжик не видел такого большого неба. Давно уже не было такого, чтобы он вот так останавливался и замирал. И если кто у него спрашивал, зачем он останавливается, отчего замирает. Ёжик все равно бы ни за что не смог ответить.
— Ты куда глядишь, Ёжик? — спросила Белка.
— А, — сказал Ёжик. И махнул лапой.
— Ты что там увидел? — спросил Муравей.
— Молчит, — сказала Белка.
— Задумался, — проворчал Муравей и побежал по своим делам.
А Ёжику вдруг показалось, что он впервые увидел этот лес, этот холм, эту поляну.
Что никогда-никогда до этого ничего подобного он не видал.
«Как же так? — думал Ёжик. — Ведь я столько раз бежал по этой тропинке, столько раз стоял на этом холме».
И деревья были такие необыкновенные — легкие, сквозящие, будто сиреневые, и полны такой внутренней тишиной и покоем, что Ёжик не узнавал знакомые с детства места.
— Что же это? — бормотал Ёжик. — раньше не видел всего?
И птицы, те немногие птицы, что остались в лесу, казались теперь Ёжику необыкновенными.

«И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте
на этой горе оказался»

«Это не Ворона, это какой-то Орел кружит над лесом, — думал Ёжик. — Никогда не видел такой огромной птицы».
— Все стоишь? — спросил Муравей. — Я уже вон какую соломину оттащил, а он все стоит.
— Не мешай ему, — сказала Белка. — Он думает.
— Думает, думает, — проворчал Муравей. — Что бы стало в лесу, если б все думали.
— Подумает, и все, — сказала Белка. — Не мешай.
— Все вы бездельники, — сказал Муравей. — Все вы друг за дружку горой. — И убежал.
А Ёжик про себя поблагодарил Белку, потому что он слышал разговор где-то далеко-далеко, будто говорили на облаках, а он — на дне моря.
«Какая она добрая, — подумал о Белке Ёжик. — Почему я раньше никогда ее не встречал?»
Пришел Медвежонок.
— Ну что? — сказал он. — Что делать будем?
Ёжик смотрел на лес, на холм, на Ворону, кружащую за рекой, и вдруг понял, что ему так не хочется отвечать, так не хочется спускаться со своей горы… И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте на этой горе оказался.

Птица

Все лето Заяц плел веревку, и к осени она у него стала длиной до неба.
«Приделаю крючок, — думал Заяц, — заброшу на звезду и…»
Прибежала Белка:
— Ты что делаешь, Заяц?
— Веревку сплел, — сказал Заяц.
— А зачем?
— Залезу на небо, — сказал Заяц.. — Хочешь, тебя возьму с собой?
— Возьми, — сказала Белка. Ночью высыпали звезды.
Заяц забросил крючок на самую большую звезду, и веревка тонкой паутинкой протянулась от земли до неба.
— Лезь, — сказал Заяц.
— А ты?
— Я за тобой.
И Белка побежала на небо.
Заяц полез следом, но он не умел лазать по веревке, и поэтому сильно отстал.
— Ты где? Лезь скорее! — кричала Белка из темноты. А Заяц лез и лез и уже стал уставать.
— Где же ты? — торопила Белка. Она давно забралась на звезду и ждала Зайца. А Заяц раскачивался посередке, между небом и землей, и у него не было больше сил ни лезть вверх, ни спуститься на землю.
— Ну что ты там? — спросила из темноты Белка.
— Сил нет. Не могу, — сказал Заяц.
— Ты — как по веточке, как по веточке, — сказала Белка.
Заяц раскачивался во тьме, уши его трепал ночной ветерок, он видел далеко внизу родной лес, а вверху — большую звезду и понимал, что сейчас разожмет лапы и упадет.
«Все лето плел веревку, — горестно думал Заяц, — и вот…»
— Эй! — вдруг услышал он знакомый голос с земли. — Кто там висит? И другой знакомый голос ответил:
— Далеко. Не видно.
— Как ты думаешь, Ёжик, кто там может быть?
— Птица, — сказал Ёжик.
— Какая же птица висит посреди неба? «Редкая», — хотел сказать Заяц. Но промолчал.

 «А Заяц раскачивался посередке, между небом и землей,
и у него не было больше сил ни лезть вверх, ни спуститься
на землю»

— Это Заяц! — крикнула со звезды Белка. — Полез на небо и вот застрял.
— Медвежонок, его надо спасать!
— Спасите меня, — тихо сказал Заяц.
— С каких это пор Зайцы стали лазать по небу? — проворчал Медвежонок и дернул за веревку.
— Ой, — тихо сказал Заяц.
— Как будем спасать? — спросил Ёжик.
— Сейчас, — сказал Медвежонок. И убежал.
— Заяц! — крикнул Ёжик. — Это ты?
— Я, — тихо сказал Заяц.
— Не слышу!
— Я, — погромче сказал Заяц, потому что, если бы он крикнул совсем громко, он бы упал.
— Это он, он! — крикнула со звезды Белка.
— Держись, Заяц! — крикнул Ёжик. — Медвежонок что-то придумал! И тут вернулся Медвежонок с простыней.
— Держи, — сказал он. И дал два конца Ёжику. — Заяц! — закричал в темноту Медвежонок. — Прямо под тобой мы растянули простыню, слышишь? Прыгай!
— Я боюсь, — сказал Заяц.
— Он боится! — крикнула Белка. Ей со звезды было слышнее.
— Прыгай, кому говорят! — еще громче крикнул Медвежонок, и, откинувшись назад, они с Ёжиком, как могли, растянули простыню. — Ну!
— Прыгай! — крикнула Белка. Заяц разжал лапы и полетел, полетел, полетел, только черный ночной ветер засвистал между ушами.
«Где ж простыня? Где же земля?» — думал Заяц и не знал, что он, как большая птица с широкими крыльями, летит над землей и уже не может упасть.

Красота

Когда все забились по своим норкам и стали ждать зимы, неожиданно прилетел теплый ветер. Он обнял своими широкими крыльями весь лес, и все ожило — запело, застрекотало, зазвенело.
Вылезли греться на солнышке паучки, проснулись задремавшие лягушки. Заяц сел посреди поляны на пенек и поднял уши. А Ёжик с Медвежонком просто не знали, что им делать.
— Пойдем искупаемся в реке, — сказал Медвежонок.
— Вода ледяная.
— Пойдем наберем золотых листьев!
— Листья-то облетели.
— Пойдем наберем тебе грибков!
— Какие грибы? — сказал Ёжик. — Откуда?
— Тогда… тогда… айда ляжем — будем лежать на солнышке!
— Земля холодная.
— Вода ледяная, земля холодная, грибов нет, листья облетели, а зачем — тепло?
— То-то и оно! — сказал Ёжик.
— То-то и оно! — передразнил Медвежонок. — А что же делать-то?
— Пойдем напилим тебе дров!
— Нет, — сказал Медвежонок. — Дрова пилить хорошо зимой. Вжик-вжик! — и золотые опилки в снег! Небо синее, солнце, мороз. Вжик-вжик! — хорошо!
— Пойдем! Попилим!
— Что ты! А зимой? Бац! — и пар изо рта. Бац! Колешь, поешь, а сам дымишься. Это такая радость — в звонкий солнечный день колоть дрова!
— Тогда не знаю, — сказал Ёжик. — Думай сам.
— Пойдем наберем веточек, — сказал Медвежонок. — Голых ветвей. А на некоторых один или два листика. Знаешь, как красиво!

«Разве это ошалеть — из трех веточек сделать для всех красоту?»

— А что с ними делать?
— Поставим в доме. Только немного, понимаешь? — сказал Медвежонок. — Если много — будут просто кусты, а если чуть-чуть…
— Пойдем, согласился Ёжик.
И они пошли, наломали красивых веток и с ветками в лапах направились к дому Медвежонка.
— Эй! Зачем это вам веники? — крикнул Заяц.
— Это не веники, сказал Ёжик. — Это — красота! Разве не видишь?
— Красота! Вон ее сколько, этой красоты! — сказал Заяц. — Красота — это когда мало. А здесь — вон сколько!
— Это здесь, сказал Медвежонок. — А у нас зимой дома будет красота.
— И вы эти веники потащите домой?
— Ну да, — сказал Ёжик. — И ты себе тоже набери, Заяц.
— Да что я, сдвинулся? — удивился Заяц. — Живу в лесу и голые ветки…
— Да ты пойми, сказал Медвежонок, — возьмешь две-три веточки и поставишь дома в кувшин.
— Лучше рябину, — сказал Заяц.
— Рябину — само собой. А ветки — очень красиво!
— А куда вы их поставите? — спросил Заяц у Ёжика.
— На окно, — сказал Ёжик. — Они будут стоять прямо у зимнего неба.
— А ты? — спросил Заяц у Медвежонка.
— И я на окно. Кто ни придет — обрадуется.
— Ну вот, — сказал Заяц. — Значит, права Ворона. Она еще утром сказала: «Если осенью в лес приходит тепло, многие шалеют». Вы ошалели, да?
Ёжик с Медвежонком посмотрели друг на друга, потом на Зайца, а потом Медвежонок сказал:
— Глупый ты, Заяц. И твоя Ворона — глупая. Разве это ошалеть — из трех веточек сделать для всех красоту?

Из сборника сказок «Ёжик в тумане», 1989

Сергей Козлов (22.08.1939 — 09.01.2010) — 

советский писатель-сказочник, поэт и сценарист. В 1965 году в издательстве «Малыш» вышли первые тоненькие книжки писателя: «Как солнце разбилось», «По воде шуба плывет», «Где живет солнце?». Сергей Григорьевич говорил: «Пишу для детей, потому что они – не захваченные повседневными заботами и суетой и, значит, с а м ы е  в о л ь н ы е  л ю д и  н а  з е м л е». Всего при жизни автора было издано более тридцати сборников сказок, пьес, лирических миниатюр и стихов. Его книги читают и любят не только в России, но и за рубежом: в Польше, Чехии, Германии, Финляндии, Испании, Франции, Японии, Дании, Норвегии, Голландии, Португалии, Корее, Швеции и многих других странах.

По сказкам Козлова поставлено более двадцати мультфильмов, самые известные: «Как Львенок и Черепаха пели песню», «Трям! Здравствуйте!», «В порту», «Ёжик в тумане». Последний был удостоен Государственной премии СССР за 1979 год, завоевал восемнадцать золотых призов на международных кинофестивалях, а в 2003 году был объявлен «лучшим мультфильмом всех времен и народов» в Японии. В 2006 году Сергей Козлов был номинирован от России на литературную премию имени Ханса Кристиана Андерсена/Hans Christian Andersen Author Award, а в 2009 году получил премию имени Корнея Чуковского за развитие новаторских традиций в современной отечественной детской литературе.

Больше добрых сказок…

Добавить комментарий